Главная » Охота » На Волжских берегах

На Волжских берегах

Заполнено оно в 1982 году. Чебоксарское водохранилище, пятое в Волго-Камском каскаде, образовано плотиной Чебоксарской ГЭС, расположенной в Новочебоксарске. По долинам рек Керженец, Сура, Ветлуга, Рутка находятся крупные заливы. Объем воды составляет 13,85 км³, площадь равна 2190 км², длина 341 км; наибольшая ширина 16 км, глубина до 21 м; площадь водосборного бассейна 604 000 км².

Фото: Александр Токарев.

Фото: Александр Токарев.

На берегах Чебоксарского водохранилища стоят такие города, как Нижний Новгород, Козьмодемьянск, Чебоксары.

По водохранилищу проходят теплоходные туристические маршруты Москва — Астрахань, Москва — Ростов-на-Дону, Москва — Пермь и другие.

Существует мнение, что Козьмодемьянск, раскинувшийся на высоких утесах Волги, и есть те самые Васюки, где герой книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» Остап Бендер устраивал шахматный турнир.

Во всяком случае здесь каждый год проводится фестиваль «Бендериада».

ЗОНА ЗАТОПЛЕНИЯ

Все, что осталось в результате затопления Чебоксарским водохранилищем от старинного села Коротни в республике Марий Эл, — это действующая церковь, старое кладбище с рассохшимися крестами да паромная переправа.

Впрочем, этих сухих рощ почти уже и не осталось. Зона затопления в прибрежной части деревень Сенюшкино, Троицкие выселки, Мазикино — это архипелаг лесистых островов, рощи ломаных берез и окостеневших дубов, торчащих из воды.

Часть деревьев, стоящих когда-то посреди Волги во главе с громадным дубом, спилили по уровню льда приезжающие на снегоходах козьмодемьянцы, часть сухостоин сгнили на корню и упали на дно.

С виду это нора с окошком, да и внутри незатейливо: ржавая печка у двери, за ней нары, устланные сеном или папоротником, а то и просто отполированными телами досками. Почти каждый остров в этих местах имеет свое жилье — землянку.

Стены черны от печной сажи. По бревенчатым стенам тянутся полки, где оставляют соль, спички и другой припас. Все грубо, примитивно.

А в темных углах, куда не добраться дрожащему свечному огоньку, по-домашнему заскребутся мыши да высунется, глядишь, из-за поленницы дров борода домовичка-хозяина. Но едва пыхнет в топке смолевая стружка, загудит в трубе, осветятся стены алым отблеском, и тихий уют войдет в это жилье. Но, может быть, только кажется?

Новое время им не по душе, и перебрались они поближе к воде, дымку и звездам. В некоторых землянках поселились странные пришлые люди. Бомжи — так их называют. И пусть проста их пища, но здесь им спокойнее, понятнее.

Солнце удивительно быстро скатывается к Жареному бугру и падает на глазах куда-то за лес. Тихи вечера в протоках. Наверное, в овраг-буерак, где отлежится, отдохнет и покатится дальше...

ПЯТНИЦА, ТРИНАДЦАТОЕ…

И если попасть в экстремальные условия, остаться на острове без лодки, то можно оказаться в роли современного Робинзона. Поздней осенью на островах зоны затопления бывает довольно пустынно. Так и случилось однажды с нами в конце октября, когда вода в наших краях все же немного прохладнее, чем в Анапе на пике бархатного сезона…

Одну лодку мы взяли у деревенского товарища Леонида, вторая была наша, отцепленная от замка, висящего попросту на старой ольхе. Отплывали мы с Николаем-Бородой на двух деревянных ботниках, полагая, что «резинки» в холодный период предзимья могут подвести (сейчас я бы склонился, наверное, в пользу последних).

Наша посудина была тяжелее, но устойчивее, чем плоскодонка Леонида, построенная в расчете на одного человека.

На переволоке, оставив нашу тяжелую лодку, мы перетащили по обрубкам бревен лодку Леонида и на той стороне пошли на ней уже вдвоем. Весело отметив встречу (классическая ошибка перед водой или льдом), мы попрощались с Леонидом Гуляй-нога и пошли к островам.

Все бы ничего, посудина устойчивая, но вот нос почему-то низкий, словно еще больше подрезан там, где обычно наращивают борта под удар волнового наката.

Фото: Александр Токарев.

Похлестав спиннингами на протоке, решили поменять место. Отдохнули мы на берегу у землянки, растопили печку и на воду.

А я даванул по привычке распашными веслами, не учитывая, что весу впереди прибавилось да и Леонидова лодка — не мой тяжелый утюг-дредноут. Чтобы не тесниться на ходу, не мешать размаху весел, Николай пересел с кормы ближе к носу. Словом, легкокрылая плоскодонка Леонида в один миг стала подводной лодкой…

Она круто пошла вглубь, и мы оказались в ледяной воде почти на середине протоки.

И самое смешное, весь шести- семикилометровый путь мы шли в спасательных жилетах и на двух лодках, а взгромоздившись вдвоем на один «утлый челн», сняли их, жилеты: мол, движения сковывают, не дают размахнуться…

А тем временем тело и ноги леденели и в голове вертелась мысль: не доплыть. Оказавшись в воде, мы попытались добраться до ближайшего островка, поскольку лодка то ли утонула, то ли еще где-то совершала по инерции свой подводный путь субмарины.

Руками, конечно, ну и ногами тоже. Подсунув под мышки по веслу, мы гребли что есть силы. Мне казалось, что протока мелка. Николай двигался быстрее, ибо я, лентяй, время от времени пытался нащупать ногами дно. Ноги все время проваливались в бездну, а купание в зимней одежде мало напоминало олимпийскую стометровку… Но и я был не гигант.

Николай ошеломленно смотрел на воду. Наконец я встал на дно и, трясясь от холода, по мелководью добрел до берега.

За лодкой! — Надо как-то выживать! Пропадем мы здесь! — что-то вроде этого твердил он и вдруг, скинув с себя тяжелую одежду, бросился в воду.
 — Куда? Надо за лодкой! Проплыв метров восемь, Николай вернулся.
 — Не могу. Бесполезно! — мне казалось, что я кричу, но это был лишь хриплый выдох.
Николай плыл к лодке, которая поднялась и чернела краешками бортов. Свело холодом без одежды, зря снял…

И по обычному уже закону подлости (к тому же число тринадцатое!) я то ли выложил, то ли потерял запаянный в полиэтилен аварийный коробок спичек, который всегда держал в кармане… Спички, зажигалки, мобильники, приемник в кармане — все промокло насквозь.

Чиркнул. Но нашел я в кармане только зажигалку. Бесполезно.

Осенняя холодная ночь в сырой одежде, под дождем, без костра — прямой путь к переохлаждению, если только не бегать беспрерывно по острову, а бегать-то мне как раз не с руки, точнее, не с ноги, поскольку пока я совершал заплыв каким-то диким стилем «а ля утопленник», мои новенькие сапоги ушли к местному водяному в качестве дани или взятки…

Пришлось надеть эту странную обувку на сохранившиеся на ногах носки. Покопавшись в карманах, Николай нашел резиновые желтые перчатки. Несмотря на не очень веселую ситуацию, мой напарник усмехнулся в боярскую бороду: да, я походил то ли на водяного из старых сказок, то ли на лягушонка…

Через некоторое время она начала искрить, и — о чудо! — мне удалось поджечь лоскуток бересты, срезанный с ближайшей березы. Положил зажигалку на шею, пытаясь ее отогреть, подсушить. Огонек — без шуток! — означал для нас жизнь. Теперь живем!

Дождь лил беспрерывно, нас трясло, несмотря на костер, а где-то там, на острове, стояла у землянки на столе початая бутылка водки и лежали на нарах сигареты, рядом с теплой еще печкой… Ночь мы вяло дремали у костра, по очереди надевая сапоги, чтобы сходить и наломать в темноте омертвевших на корню веток березы.

  С острова нас сняли городские рыболовы на резиновых лодках, когда я уже нарезал из плаща веревок и начал таскать березы, чтобы строить плот.

В УСТЬЕ РУТКИ

Это глухие места, богатые зверем и рыбой и довольно безлюдные. Приток Волги — речушка Рутка — не отличается чем-то особенным среди таких же лесных рек, но в верхнем течении, ближе к Кировской области, она несет свои воды среди настоящей тайги. Весной по Рутке движется на нерест крупная волжская плотва-сорога. Если взглянуть на карту, то там среди лесов и болот редко можно увидеть селения. Также наблюдается здесь весенний ход у язей и лещей.

Фото: Александр Токарев.

Обычно сплавляются нижегородцы, но, как ни странно, встречаются и жители Казани, хотя и у тех, и других под боком Волга и такие же притоки. Несмотря на малые размеры, Рутка служит маршрутом сплава на лодках и катамаранах до Волги.

В устье Рутки находятся популярные у рыболовов места, где обычно ловят спиннингом щуку и окуня, а у Жареного бугра на песчаном и глубоком старом русле затопленной Рутки  — судака.

Бываем и мы здесь, чаще всего осенью. Попадаются и сомы в коряжниках, бывших когда-то лесами. В этот раз нам удалось выбраться сюда в предзимье.

Упал на воду рыжий лист, вызолотились березняки на островах, и засинела вода в протоках как контраст бледному, в дымке, небу. Похолодало. Приходящий с Волги ветер, не щадя, рвал листву с мелколесья, но под крутоярами лишь морщил прозрачную до слезности воду, покрытую ковром из палого листа.

Щедро в прошлую осень отдаривался островок, бывший лес, крепкими боровиками, которые стояли на расстоянии пяти-десяти метров от нашего кострища. На острове в первую очередь мы проверили грибные места.

То ли не сезон еще, то ли год не урожайный, то ли удача ждет в другом месте. Сейчас не нашли ни одного гриба, несмотря на прошедшие дожди.

Часа полтора ушло на это активное, но довольно пустое занятие. На трех лодках вышли на протоку — похлестать, размяться со спиннингами. Время от времени съезжались, чтобы перекурить и перекинуться мрачными «ну, как? На всех поймали лишь одного окунька. а-а, глухо»…

Не сработали и проверенные вертушки и колебалки. Не брали хищники и на воблеры, среди которых был и битый, ломаный воблер, смутивший дикой своей игрой не одну любопытную щуку.

На моих глазах мелкий подлещик-солитер, что дефилировал мирно по тихой воде, вдруг заметался в брызгах, а потом исчез, словно его и не было... Причина, по всей видимости, была одна. Похоже, отъедался хищник на халяву бороздящей поверху рыбой, зараженной лигулезом.

Решили уйти к устью речушки Рутки, где до сих пор стоят затопленные мертвые деревья, а под водой в солнечное утро видны лежащие стволы с раскоряченными позеленевшими сучьями-щупальцами. Желчные мысли портили настроение, но впереди были вечер и утро, и надо было что-то придумать, как-то исхитриться.

А с похмелья можно и с лешим познакомиться, и с его подругами кикиморами. Словно гигантский спрут затаился на дне и ждет легкомысленного рыболова на утлом челне, то бишь на резиновой одноместке. Словом, непростые эти места... Глядишь, на огонек и водяной заглянет.

У Рутки хищник тоже почему-то не торопился выходить к нашим приманкам.

Тем более что делать все равно нечего, разве что броски спиннинговые отрабатывать, безрезультатно хлеща сонную воду до сих пор зеленого цвета. — Перекусим? — замахал руками с лодки-резинки Пашка, любитель всяческих перекусов.
В Пашкиной руке что-то блеснуло, и мы поняли, что действительно не мешало бы заморить червячка.

Под старой ольхой, трепещущей листьями, расстелили на бережку скатерть-самобранку из полиэтилена, а сверху прикрыли салфетками из почти свежих газет. Миг звенящий и истовый наступил. Обложили сальцо зеленью и луком-репкой. Плюхнулся на одноразовую тарелку шмат копченого сала, порезали его крупными ломтями, и засветилась на солнце розовая мякоть, плачущая ароматным жирком. Приняли по сотке огненной, и потеплело на душе. Картошечка отварная запарила, сахарясь на изломах и бодаясь с хрусткими малосольными огурчиками.

И словно в энергетике этого теплого чувства пришло желание искать эту неуловимую рыбу, что-то делать и проверять, дразнить хищника… — Хорошо! — глубокомысленно заметил Серега, пуская дым в белесое выцветшее небо.
— Вааще улет! — согласился его напарник, нам малознакомый и говорящий на почти непонятном жаргоне.
Приняли еще по маленькой, перекусили плотно и снова на воду, пусть и безжизненную, но под воздействием мягкого хмеля ставшую загадочной и многообещающей.

Фото: Александр Токарев.

На выходе из травы приманку кто-то все время провожал, но хваток не было. Недалеко от берега я провел маленький слаг по самой траве, благо зацепов почти нет за счет того, что офсетный крючок спрятан в «тельце» располовиненного, как червяк, виброхвоста.

Удар! Я прицепил шестисантиметровый воблер минноу и начал проводить его вдоль берегового лопушника. Не церемонясь, выдернул ее и на кукан. Почти в самой траве схватила приманку небольшая щука.

Я видел его, некрупного, в тихой воде заливчика, и вдруг он исчез, а снасть налилась полупудовой тяжестью. Вскоре воблером соблазнилась еще одна щучка, а затем взял окунек. Вода вскипела, и на леске заходила крупная щука, взявшая на окуня.

Пара сильных рывков — и леска ослабла, а на моем лице выступила испарина. Засеклась она ненадежно, а вероятнее всего, держала окуня зубами. Он засуетился, хватаясь то за спиннинг, то за весла... Все происходящее видел Сергей, лежащий в лодке и блаженно пускающий дым в небо.

Солнце погасло и пробивалось сквозь эту пелену падающими в воду лучами, а то едва проглядывало светлым пятном. Когда день перевалил за вторую половину, на чистое небо в легкой дымке наползла пелена высоких облаков. Ветер на водохранилище стих, и я выбрался из заливчика на плес к рощице мертвых деревьев, стоящих в воде.

Здесь, по руслу затопленной Рутки, она в самый раз. Поставил испытанную «колебалку-незацепляйку», самодельную и довольно тяжелую. Но, как оказалось, у рыбы было другое мнение. По крайней мере я так думал.

Горящая золотом латунь-рандоль не соблазнила даже легкомысленного «карандаша». Блесна играла в глубине на все сто, тупо тыкалась в мертвые стволы и действительно не зацеплялась, проходила заросли кубышек, пересекала самые, казалось бы, уловистые бровки старого русла речки.

Хватки были на старый добрый «Атом». Выручили белые неширокие колебалки. Щука брала некрупная, но шустрая по-осеннему.

В землянке пахло непрогретыми еще досками, тронутыми грибной плесенью. Ночевать мы планировали в землянке на острове. Пламя гудело за дверцей печки, потрескивал сухой ольшаник, и на бревенчатых стенах жилья играли алые блики. Чадила керосинка на полке, в углу у двери раскаленными боками краснела печка-буржуйка.

Сто пятьдесят с устатку тоже пошли на пользу. Мы лежали на нарах, на свежем папоротнике, охапками набросанном на доски, и наслаждались вкусным печным теплом. В проем открытой двери, из черноты, с холодной усмешкой смотрела бледная луна… Но вот свечка у оконца оплыла и погасла.

Долго хлещем туманную и неподвижную воду, но на спиннинг в это утро не берет. С зарей выходим на воду. Плывем вдоль берега, раздвигая лодками палый лист на сонной воде. И мы собираемся в обратный путь.

Лишь черные ельники, затянутые паутиной, высятся на крутоярах вековечно мудро и угрюмо, глядя на лиственное яркоцветье островов. Усталая осень тихо дремлет в ярких осинниках и березняках. Лишь в голых мелколесьях тоскливо загудит северяк, и серые вороны, нахохлясь, будут хрипло накликать первый снег, метели и лютые стеклянные морозы. Придут злые ветра с тяжелыми затяжными дождями, и вся эта мимолетная пестрота облетит и растает, как осенняя дымка. Нежить, словом…

Знобкая пронзительная свежесть лежит по утрам на зеркале водохранилища и в протоках долго и неподвижно, придавленная туманами. Но сейчас приближение поздней осени и холодов можно ощутить только по дыханию утренников.

Но едва поднимется солнце, придут теплые ветры, и все оживет в неярком тихом изумлении сезона паутинок летящих...

0




Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показанОбязательные для заполнения поля помечены *

*

x

Это интересно

В Ленобласти гадюки выползают греться на солнышко

Солнечная активность и прогретый воздух привлек гадюк - змеи выползают греться на железнодорожное полотно. Очевидцы поделились кадрами гадюк, разместившихся между шпал на щебенке. «На Сестрорецком рубеже при прогулке по путям было потревожено около 20 гадюк, далек не ходил, думаю их ...

В Самарской области в доме у гражданина нашли самодельное оружие

Сотрудники Росгвардии в ходе обыска в доме 52-летнего жителя Шенталинского района обнаружили самодельный пистолет, гладкоствольное ружье, боеприпасы и 200 граммов пороха. По словам фигуранта дела, огнестрел попал к нему давно. Однако, зная об уголовной ответственности за незаконное хранение, он все равно держал все при себе, «на всякий случай». Правонарушение квалифицируется статьей уголовного кодекса о незаконном хранении взрывчатых веществ и оружия. Мужчине ...