Хирург от бога, заместитель главного хирурга Министерства обороны СССР, доктор медицинских наук, профессор, награжденный многими правительственными наградами, благодаря своим знаниям, умению и опыту спасший, особенно в годы войны, сотни, а может быть, и тысячи жизней, был увлеченным охотником. Познакомился я с Сергеем Андреевичем Русановым, отцом нашего заведующего лабораторией лесного охотоведения ВНИИЛМ, в конце 70-х годов прошлого столетия в одной из первых совместных поездок на охоту, которая проходила в дельте Волги.
и Я.С. Светлой памяти С.А. Фото из архива автора. Русановых (в 30-ю годовщину трагедии на Неруссе).
Абсолютно простой в общении, имевший колоссальный жизненный и охотничий опыт, мне, тогда еще молодому человеку, передавал его, совершенно не скупясь.
Русанов тоже был известным отечественным хирургом и заядлым охотником, тесно общавшимся с писателем Л.Н. Выросший в семье интеллигентных охотников (его отец А.Г. Толстым), он, будучи 12-летним подростком, стал обладателем двустволки французского мастера Лефоше, а в 14 лет выходил в поле с молодым пойнтером уже самостоятельно.
Охотился всю жизнь, не потеряв интереса к ней и в старости. Хорошо разбирался в кинологии, умело воспитывал и натаскивал своих подружейных собак.
Помимо более сотни научных работ, посвященных общей и военно-полевой хирургии, Сергей Андреевич написал увлекательную детективную повесть «Особая примета», с охотничьим уклоном.
Он рассказывал, как родилась идея к написанию детектива, ведь участником описываемых событий в какой-то мере был и он сам.
В конце его жизненного пути, в 1987 году, вышла в свет замечательная книга «Семьдесят лет охоты», с дарственной надписью, которая лежит сейчас у меня на столе.
Аксаковым и М. В очередной раз перечитывая это произведение, не перестаю поражаться эрудиции Сергея Андреевича, его цепкой памяти, уважению к людям, с которыми когда-то пришлось общаться, знанию вопросов, связанных с охотой, и изложению давно минувших событий прекрасным русским языком, на мой взгляд, вполне сравнимым с произведениями, созданными писателями С. Пришвиным.
Несмотря на заслуги и почтенный возраст, Сергей Андреевич не чурался никакой работы. В этом пожилом человеке подкупало абсолютно все! После успешной зорьки в дельте Волги он так же, как и остальные члены коллектива, активно принимался за текущие хозяйственные дела: щипал и потрошил уток, чистил пойманную рыбу, готовил ужин.
Поражали его интеллигентность, спокойствие, уверенность, хорошее знание и любовь к оружию.
Фото из архива автора.
Для нейтрализации продуктов сгорания капсюльного состава всегда пользовался бинтом, смоченным нашатырным спиртом, а остатки нагара вымывал из стволов горячей водой, используя мягкий вишер как поршень. Возвращаясь с охоты, первым делом принимался за тщательную чистку ружья и делал это с видимым удовольствием.
А ружья у него были классные — в основном иностранного производства, знаменитых фирм, дорогие и редкие.
Утром, еще до рассвета, поднимался одним из первых, заваривал чай и в состоянии возбуждения от предстоящего выезда будил остальных членов охотничьей команды.
С большим участием, уважением и, я бы даже сказал — нежностью, относился к младшему брату Юрию, который постоянно ездил с нами на охоту в дельту Волги, а сына Ярослава просто боготворил, полностью полагаясь на его опыт и охотничьи советы.
В вопросах охоты он беспрекословно следовал советам сына, выполняя его пожелания, особенно если это касалось безопасности, а в столь преклонном возрасте любая неосторожность могла бы привести к травме. Впоследствии стал выезжать с нами не только на охоту осенью, но и на полевые работы весной.
Забравшись в шалаш, любовно построенный и комфортно оборудованный сыном, Сергей Андреевич на утренней зорьке охотился с подсадной на разливах поймы реки Неруссы в Брянской области, всего в 200 метрах от кордона, а вечером сидел на стуле в надежде добыть вальдшнепа.
Надо отметить, что отец никогда не возражал, слушая его охотничьи советы и наставления. Поражало, с какой любовью и заботой относился к отцу и сын Ярослав! Иногда даже казалось, что они поменялись ролями.
Переходить в другое место, из-за боязни за отца, сын запрещал, а если удавалось добыть селезня, что бывало неоднократно, ни в коем случае не лезть в воду, чтобы его достать. Если сын говорил, что сегодня, к примеру, надо высадить подсадную у самой кромки воды, отец так и делал.
Сын всячески оберегал отца и делал шалаш в таком месте, где было удобно сидеть и стрелять, а добытая птица оставалась бы на виду и не могла быть унесена течением.
Фото из архива автора.
Не было случая, чтобы он промахнулся по сидячей; изредка добывал и вальдшнепов на тяге, но часто не успевал вовремя встать со стула, чтобы повернуться в нужную сторону. Стрелял Сергей Андреевич, учитывая возраст (ему было за 80), очень хорошо. Не терял юношеского задора, азарта, интереса к охоте до самого последнего дня жизни.
С доктором биологических наук Ярославом Сергеевичем Русановым, одним из основоположников лесного охотоведения, внесшим весомый вклад в дело развития охотничьего хозяйства страны, мне посчастливилось проработать около 20-ти лет.
Данилов, П.Б. Ранее в нашей лаборатории трудились такие известные ученые, как Д.Н. Козловский, А.С. Юргенсон, А.А. Приняв от них эстафету, Сергей Андреевич с достоинством нес ее до самого выхода на заслуженный отдых. Рыковский и другие биологи-охотоведы. Был несомненным лидером, объединившим и сплотившим своих подчиненных.
Каждый научный сотрудник отвечал за свой раздел исследований. В лаборатории царила абсолютная демократия. Прежде чем приступить к разработке вопросов по новой теме НИР, Сергей Андреевич всегда проводил многочасовые обсуждения, внимательно выслушивая доводы подчиненных.
Бывало, что он длился один, два, а то и несколько дней подряд. Теперь этот прием называют «мозговым штурмом». В жарких спорах наконец-то рождалась истина, и весь коллектив с энтузиазмом принимался за работу.
Родители накрепко заложили в нем интеллигентские качества еще в детстве. Так же, как и отец, Ярослав Сергеевич был очень прост и дружелюбен в общении. Обедали и пили чай в лаборатории или столовой мы всегда вместе.
Не было случая, чтобы Ярослав Сергеевич отчитал нерадивого сотрудника за небрежно выполненную работу во время приема пищи.
Долгими зимними вечерами, сидя в полумраке у потрескивающей сухими дровами печи, мы заслушивались его рассказами, да и было, что послушать и чему поучиться. А рассказчиком был просто потрясающим!
Особый интерес вызывали воспоминания о работе в зимних таежных экспедициях по изучению опыта и хронометражу такой специфической сферы деятельности эвенкийских охотников, как пушной промысел, на котором он пробыл несколько лет.
До сих пор, вспоминая его рассказы, уходя на охоту в «нелетную» погоду, днем или ночью, под причитания близких людей, повторяю слова местного аборигена, с юмором пересказанные Ярославом Сергеевичем — «окотиться нужно: мышка, бурундук ловить нужно», и уходить в дождь, сильный мороз или ночь становится несравненно легче.
Свято соблюдал традиции, культуру и этику охоты. Ярослав Сергеевич научил многому: честности, порядочности, принципиальности, трудолюбию. Не лишенный охотничьих суеверий, как и его дед и отец, боялся сглаза, стараясь не разгневать «охотничьих духов», сопутствующих удаче перед выходом на охоту.
Всю жизнь держал подружейных собак, в основном пойнтеров, и хорошо разбирался в кинологии. Он был моим наставником в охоте с подсадными утками, астраханских охотах, руководителем диссертационной работы. Любимыми были охоты с подружейными собаками на вальдшнепа и болотную дичь и осенние охоты на водоплавающих.
Свист рябчика, песню глухаря или цыканье вальдшнепа он не слышал совсем, но всеми силами старался компенсировать этот природный недостаток умением и великолепным знанием повадок дичи. К несчастью, слух и зрение у него были не на высоте. Зато стрелял отменно!
Фото из архива автора.
Охота на огромных просторах дельты, многообразие видового состава и количества пернатой дичи совершенно поразили. Вспоминается первая поездка в дельту Волги, в которую меня, тогда еще молодого парня, он взял. В первый же день мы долго искали подходящее место, толкая шестами куласы все дальше и дальше от базы.
Наконец, загнали плоскодонки в заросли ежеголовки на огромном плесе неподалеку друг от друга и расставили чучела. Мое нетерпение достигло предела, казалось, что вот оно, хорошее место, стоит только спрятаться в первом попавшемся култуке, и все утки мои.
Тогда за пару-тройку часов я расстрелял более тридцати патронов, а добыл всего три или четыре утки. Поднялся сильный ветер, и начался интенсивный лет уток. С завистью наблюдал, как почти после каждого выстрела начальника в воду с брызгами плюхалась очередная птица.
Правда, уже на следующий день, благодаря рекомендациям Ярослава Сергеевича, стрельба наладилась.
Вообще-то во время совместных охот негласный дух дружеского соперничества среди мужчин лаборатории присутствовал всегда, а когда заведующий отставал, что бывало весьма редко, расстраивался, у него портилось настроение.
Как-то, спешно погрузив раненых бойцов, только что вынесенных из боя, вовремя заметили прорвавшуюся группу немцев, бегущих по шпалам к эшелону. Если мне не изменяет память, в годы Великой Отечественной войны он какое-то время служил техником-рентгенологом санитарного поезда. Поезд тронулся, медленно набирая скорость.
Двое немцев так и остались лежать на шпалах. Несколько человек, имевших личное оружие, в том числе и Ярослав Сергеевич, стреляли в бегущих немцев с задней площадки последнего вагона, пока не оторвались от преследователей.
Всем нам, включая и женщин, тогдашних сотрудниц лаборатории, со знанием дела советовал и помогал в приобретении не особо дорогих, но надежных иностранных ружей. Он любил и достаточно хорошо разбирался в системах и марках охотничьих ружей, особенно иностранного производства, которых у него было несколько.
Покупали ружья, в основном, в знаменитой тогда в Москве и единственной комиссионке на улице Соломенная Сторожка. А «наколоться», приобретая подержанное ружье, не имея возможности проверить бой практической стрельбой, можно запросто. Ярослав сергеевич ни разу не ошибся в выборе марки и оценке качества видавшего виды оружия.
с сомом. Русанов С.А. Фото из архива автора.
Все они, с дарственными надписями автора, бережно хранятся у меня. Ярослав Сергеевич написал около 150 научных и научно-популярных статей и 10 книг (две в соавторстве) по вопросам рационального ведения охотничьего хозяйства, приемам и способам охоты.
Два его сына тоже стали охотниками, но такой одержимости, преданности этому увлечению, как у их отца, деда и прадедов, уже не было. Он был членом нескольких редколлегий, рецензентом ряда книг, журналов и сборников, членом Ученых советов, Почетным членом Росохотрыболовсоюза.
Всегда был чисто выбрит, элегантно одет, опрятен и подтянут, неприхотлив к пище. Уважал юмор, хорошо рисовал, писал стихи.
Приятно было приходить на работу в наш дружный коллектив, а особенно встречаться всем вместе после длительных полевых исследований в разных районах. Перед значимыми праздниками и юбилеями в лаборатории сообща выпускали стенгазету с его дружескими шаржами и поздравлениями в стихотворной форме. Обсуждению увиденного, пережитого, сделанного не было конца!
Большой и добротный дом на высоком фундаменте под черепичной крышей одиноко стоял на высоком берегу старицы всего в сотне метрах от самой реки. В средине 80-х годов лаборатории удалось заполучить стационарную базу для проведения научных исследований и апробации рекомендуемых мероприятий и методик в одном из охотничьих хозяйств Брянской области на реке Неруссе.
Кордон окружали средневозрастные и приспевающие сосновые боры, прорезанные многочисленными мелиоративными канавами черноольшанники, березовые и дубовые леса. До ближайшего населенного пункта было не менее пяти километров.
Весной пойменные ивняки, старицы и мелкие озерки, в изобилии разбросанные в округе, полностью заполнялись талыми водами, представляя собой прекрасные угодья для водоплавающей дичи и эльдорадо для охоты с подсадной.
С большим энтузиазмом занялись мы обустройством базы и окружающих угодий, заложив несколько постоянных пробных площадей, наметив маршрутные ходы для проведения учетов копытных животных по дефекациям, расчистив просеки для зимних учетных работ двух, трех и многодневными окладными способами, автором которых был Ярослав Сергеевич.
Фото из архива автора. После пожара.
Ничего не ведая, работаем в поле, в каких-то двухстах километрах от АЭС. Весна 1986 года случилась Чернобыльская катастрофа. То же было и с остальными. Помнится, как пойнтер Чок, стуча лапами, в ту трагическую ночь ходил из комнаты в комнату; сильно разболелась голова, никак не удавалось уснуть.
Вынесли их во двор и отправились по своим рабочим местам в угодья. Наутро решили, что во всем виноваты букеты черемухи, которые поставили в коридоре. Только в поселке узнали, что произошла страшная авария. Через два дня — выход со стационара.
Радиационный фон был вроде бы в пределах допустимого. Все же исследования на стационаре не свернули. Открываю дневник и читаю тогдашние короткие записи. Настал памятный апрель 1988 года. Десятого апреля приехали на полевые работы в Неруссу. В памяти всплывают картины тех далеких трагических событий.
В те годы охоту открывали в два срока, сначала на десять дней на селезней, затем на то же время на вальдшнепа. Со вчерашнего дня открыта охота на селезней с подсадной. Нас пятеро, включая Сергея Андреевича, а также четырех подсадных уток и пойнтера Чока.
Мне удалось добыть 11 чирковых и кряковых селезней, другим — не меньше. Работа шла своим чередом; вечерами, а иногда и на утренней зорьке, до выхода в поле, успешно охотились с подсадными.
Кто же знал, что это была его последняя охота, последний выстрел! Отличился и Сергей Андреевич, в свои 86 лет подстрелив крякового селезня, подплывшего к подсадной после ее страстной осадки. На память о том дне осталась лишь фотография.
Абсолютно ничто не предвещало беды. 21 апреля… Тяжело вспоминать этот день. Она успешна, но не изобильна, обычно пролетало пять − 6 птиц, на выстрел налетало одна − две. Уже два дня, как открыта охота на вальдшнепа.
Пообщавшись, оставил на хранение вещи, лодку, ружье и ушел в поселок по делам организации нового заповедника «Брянский лес». Вчера, неожиданно для нас, по течению реки на лодке приплыл Феликс Робертович Штильмарк, видный специалист и знаток заповедного дела в России, автор интереснейшей книги «Отчет о прожитом».
Как обычно, встали, позавтракали, собрали еду. Рабочий день. Договорились встретиться на том же месте в пять часов вечера. Ярослав Сергеевич перевез нас с Алексеем на лодке на другую сторону реки, а сам с сотрудницей ушел в лес на «нашей» стороне.
Жарко (+25), сухо, безветренно. Перешли пойму и разошлись, каждый по своему маршруту. Оделись по-летнему, энцефалитные костюмы, сапоги, у меня рюкзак с едой, на боку, как всегда, фотоаппарат.
Славя весну, весь день не смолкает многоголосый птичий хор. На бугре, среди соснового бора, в массе цветет сон-трава (прострел раскрытый), на деревьях набухли почки и вот-вот раскроются первые молодые листочки. Комаров пока нет, да и клещей что-то не видно, в общем, благодать!
Фото из архива автора. После пожара.
Через 40 минут он подплыл, был мрачнее черной тучи и сообщил ужасную весть — днем был пожар, сгорел стационар, пропал Сергей Андреевич. В назначенный час встретились с Алешей, сидим на берегу, делимся впечатлениями, общаемся, ждем, но что-то Ярослав Сергеевич с лодкой запаздывает.
От дома остался лишь фундамент, две печи и кое-где догорающие нижние бревна сруба. Выскочив на нашу поляну, мы увидели страшную картину. Мы бегали вокруг, звали Сергея Андреевича — в надежде, что он где-то поблизости, но все было тщетно. Камни раскалены до предела, и подойти ближе невозможно.
Очевидно, Сергей Андреевич успел осознать происходящее, схватил в обе руки за стволы по ружью, стоявших у изголовья кровати, прошел с ними по коридору почти половину пути к выходу, но, видимо, в дыму потерял сознание и упал. Наконец, посреди догорающих углей, возле печи, я разглядел почти полностью сгоревшее тело и остатки двух ружей по его бокам.
Сгорело буквально все: шесть ружей, в том числе «Франкотт» и «Перде», «Мефферт» и «Зауэр», «ИЖ-12» и «ТОЗ» Ф. Погиб милейший и заслуженнейший человек! Не было больше ни документов, ни вещей и оборудования, ни денег… Уцелели только добытые утки и вальдшнепы, которых накануне мы отнесли на базу хозяйства и поместили в холодильник. Штильмарка, пойнтер Чок и подсадные утки.
Перекантовавшись в ту ужасную ночь в гостинице хозяйства, съездили в Суземку и вернулись на бывший стационар «Красный двор» со следователем и пожарной комиссией, а вечером, заняв денег, уехали на поезде домой.
Установить причину возникновения пожара так и не удалось, кран взорвавшегося газового баллона был закрыт, на базе оставался только Сергей Андреевич, остальные были в поле.
с последним селезнем. Русанов С.А. Фото из архива автора.
Как резко все изменилось! Весна в самом разгаре, светило солнце, во всю пели птицы, распускались весенние цветы, летали бабочки, журчали ручьи, а настроение было настолько подавленным и удручающим, что все казалось мрачным, черным. Когда все хорошо, жизнь представляется в радужных красках, но если произошло непоправимое несчастье, ничто не радует глаз, не греет душу.
Как могли, старались поддержать и отвлечь его от мрачных мыслей, но, увы, былой непринужденности и общительности уже не было, он стал грустным и задумчивым. Ярослав Сергеевич, абсолютно убитый горем, нежданно-негаданно свалившимся на него, замкнулся и долго почти не общался ни с кем. В комиссионке на эти деньги я купил австрийский «Шпрингер», а Леша немецкий «Зауэр». Хотя мы с Алексеем всячески отказывались, он все же безвозмездно вручил нам по двести рублей на покупку ружей. Они до сих пор верно служат своим хозяевам, напоминая о дорогом Ярославе Сергеевиче.
Трагедия сильно подорвала его здоровье, некогда крепкий мужчина стал чахнуть и через девять лет, на 73-м году жизни, скончался от тяжелой болезни. Проработав еще год с небольшим, наш заведующий уволился и ушел на пенсию.
Память об этих замечательных и заслуженных людях — отце и сыне РУСАНОВЫХ — до конца дней сохранится в наших сердцах.