Главная » Охота » Интервью с Эдуардом Бендерским: взгляд в прошлое и будущее

Интервью с Эдуардом Бендерским: взгляд в прошлое и будущее

Интервью с Эдуардом Бендерским.

Фото из архива Эдуарда Бендерского.

Фото из архива Эдуарда Бендерского.

— Вы давно охотитесь?

— Да, свой первый я трофей добыл в десять или одиннадцать лет.

— Начинали с отцом?

Отец служил пограничником в Туркмении. — Да. Благодатный край с точки зрения охоты, шикарные места!

— Что для Вас охота?

В детстве, юности это возможность пообщаться с отцом, его друзьями. — В разные этапы моей жизни охота ассоциировались у меня с разными вещами. Наша семья, как и многие семьи военнослужащих, нечасто собиралась вместе (два года я вообще жил у бабушки, пришлось пожить и в интернате), поэтому возможность провести время с отцом на охоте давала двойной положительный заряд.

Это был вырванный из моей охотничьей практики период времени. Когда я служил сам, у меня не было возможности заниматься охотой. Сегодня для меня охота — отдушина, возможность психологически оторваться от загруженности по работе и получить удовольствие от общения с природой и друзьями. Хорошо, что потом такая возможность появилась.

— А если Вам не удается добыть зверя?

Нет такой зависимости. — Никогда не гоняюсь за рекордными трофеями. Например, в Магадане, когда искал охотского барана — я за ним три года ездил! Но неудачные охоты, когда не было никаких шансов добыть зверя, хорошо помню.

Трое суток мы ходили по горам, и только на четвертые, возвращаясь в лагерь, увидели барана. Или в Иране. Дистанция свыше 400 метров, колоссальная скорость бокового ветра. Условия для стрельбы были очень тяжелые. Но все равно получил массу положительных эмоций. Я выстрелил и промазал. Посмотрел страну, пообщался с людьми, погулял по горам, а через три года вернулся в Иран и добыл этого барана.

Раньше же стрелял хорошо, попадал. Когда ты допускаешь какую-то ошибку или делаешь неточный выстрел, невольно начинаешь анализировать, почему так произошло. И в конце концов понимаешь, что надо было просто напросто побольше тренироваться. Почему сейчас промах?

Объект охоты, конечно, желанен, но не это главное. Угрызений совести по поводу того, что охота была неудачная, я не испытываю.

Фото из архива Эдуарда Бендерского.

Трудно предположить, что у Вас было много неудачных охот. — Я видел Вашу трофейную комнату. Навыки, которые Вы получили на охоте, на службе помогали?

Да и навыки были не такие уж сильные. — Мне кажется, нет. У пограничников были особые возможности для охоты с нарезным оружием — что тут скрывать! Конец 80-х годов. К нормальной охоте, это, конечно, никакого отношения не имеет. Отец охотился с СВД, приводилось стрелять и из автомата.

Главным образом это была охота по перу — на фазанов, уток или голубей. Когда я был с отцом, то чаще всего стрелял из ружья. На следующее утро, перед работой отца, мы опять выезжали в предгорья, успевали поохотиться и вернуться домой. После нее я полдня сидел и чистил птицу, потом полдня снаряжал патроны. После этого он уезжал на службу.

Горы — это ведь терпение и труд, что в армии называется «маршевой втянутостью». Думаю, сейчас мне в горах очень помогают те навыки, которые я приобрел за годы службы. Если умеешь переламывать в себе страх перед тяжелой работой, то никаких проблем не будет. Главные проблемы охотников в горах кроются не в физиологии, а в психологии.

Останавливаешься, отдыхаешь, двигаешься дальше и рано или поздно поднимаешься на эту гору. Смотришь на гору и, какой бы большой, высокой или крутой она тебе ни казалась, идешь вверх. Если же много раздумываешь, как дойдешь, как спустишься, устанешь — не устанешь, замерзнешь — не замерзнешь, то всегда будешь находить отговорки, чтобы не идти.

Можно и в горах создать себе уют, который позволит полноценно отдохнуть и восстановить силы. Конечно, на все это накладывается опыт, подготовка, физиологическое состояние охотника, его тренированность, умение правильно подобрать снаряжение, чтобы оно было оптимальным по весу и решало основные проблемы. Если же ты не в состоянии правильно обустроить быт, рано или поздно горы тебя сломают.

— Это относится к Вашим самостоятельным охотам?

Сегодня говорить об относительно самостоятельных охотах не приходится. — Не будем себя и никого обманывать. Я бы просто разделил охоты на более дикие, такие как в Сибири, Таджикистане, Киргизстане, Пакистане, Непале, и на щадящие, как в Иране, когда в любом случае возвращаешься в базовый лагерь.

У меня всегда с собой моя палатка и спальник. Там, где охоты предполагают многодневные переходы, отдельные лагеря, я всё стараюсь тащить сам. Мне так проще и… понятнее.

— Сегодня, надо сказать, нет проблем с подбором качественного снаряжения.

Моя двухслойная палатка весит около 500 граммов. — Конечно. Как-то при –25° мне пришлось ночевать в спальнике, рассчитанном на –18°. Очень теплый спальник. Вернулся и сразу купил на –40°.

Фото из архива Эдуарда Бендерского. Колымский снежный баран — один из шести подвидов снежных баранов, обитающих в России.

Когда военные действия на юге Африки закончились, эти ребята в большом количестве пошли в охоту. — Я часто встречал среди африканских профессиональных охотников бывших военнослужащих. Нечем больше заняться?» Его ответ мне понравился: «Когда я в буше, это меня держит на взводе, как будто я опять молодой и в деле». Одного я спросил: «Почему охота? А у Вас нет такого чувства на охоте?

Когда много лет имеешь дело с оружием, оно становится частью твоей жизни, ты срастаешься с ним. — Согласен. Наверное, в охоте есть какие-то психологические отсылы к прошлому, к годам, когда служил.

Сейчас он делает замечательные изделия на африканскую тему из серебра и слоновой кости. У меня есть хороший друг в Зимбабве, Патрик Маврос, который после службы в родезийском спецназе «Салюса» стал ювелиром. Он замечательный человек. Мы с ним сразу нашли общий язык. Показывал свои старые фотографии.

— Горные охоты любимые?

Это на уровне приобретенного инстинкта. — Однозначно. У меня и сейчас перед глазами сотенные стада уриалов, джейранов, горы Копетдага, высо́ты до 3,5 тысячи метров. Я же охотился с отцом в основном в горах.

Но в моей жизни присутствуют все виды охот. Кстати, там я впервые увидел мархуров, переднеазиатских леопардов. Для меня ее главная ценность заключена во встречах с друзьями. Очень люблю весеннюю охоту, которую мы так долго ждем всю зиму.

Только на горные охоты я еду либо один, либо с очень узким кругом друзей. Без лишней скромности скажу, что наш охотничий коллектив на 80 % состоит из людей, которых в охоту привел я. Немалую роль играет также фактор времени. Причина проста: горные охоты не массовые.

Когда с кем-то, невольно подстраиваюсь под напарника. Когда я один, стараюсь отстреляться быстро, чтобы вернуться на работу. Не бросишь же человека в горах, приходится ждать… Конечно, друзья обижаются, говорят: «Нас в охоту привел, а сам стал реже ездить на коллективные охоты!»

Фото из архива Эдуарда Бендерского.

Это некий якорь, который привязывает Вас к месту, или просто дополнительная возможность для охоты? — У Вас есть свое хозяйство.

Весной и осенью езжу на загонные охоты и зимой с семьей — максимум раза четыре в год. — К сожалению, я бываю там не так часто, как хотелось бы. Свое охотхозяйство — это дорогая игрушка, к которой относишься с особым трепетом.

Пока навели порядок, пока организовали правильную биотехнию, прошло несколько лет. Когда мы взяли хозяйство, то за сезон добывали от одного до трех кабанов. В конце сезона охоты на февральских учетах на кормушках в один вечер мы насчитывали до 170 голов кабана. Зато зверь появился. За одну неделю погибло более трехсот голов. Но чума подкосила нас очень здорово.

— А есть идея, как к Вам попала чума?

Но кабана у нас нет, это факт. — С АЧС история, мягко говоря, мутная. И решили пойти по пути дичеразведения. Мы после вспышки чумы стали думать: что делать? Мы сделали большие инвестиции в выкуп земли, в создание вольерного хозяйства, в посадки нужных сельхозкультур, формирование маточного стада животных, его вакцинацию и т.д. Эта проблема стимулировала нас к серьезному шагу.

Часть из них предназначена для содержания маточного поголовья, часть — для управления популяцией. Сегодня у нас сформированное вольерное хозяйство общей площадью около 800 га. Мы закупили какое-то количество муфлона, но он нам не подошел. У нас есть пятнистый, белохвостый и благородный олень, лань. А вот олени очень хорошо плодятся.

— Как у Вас выстроены взаимоотношения с местными охотниками?

Тем, кто хочет охотиться по перу, выдаем путевки. — Во-первых, мы создали рабочие места, во-вторых, привлекаем местных жителей на загонные охоты и с удовольствием делимся с ними мясом. Местных охотников практически не осталось, но тех, кто имеет опыт, как я сказал, мы так или иначе привлекаем к работе в охотничьем хозяйстве.

— Браконьерство есть?

Но мне кажется, нам удалось навести определенный порядок целым комплексом профилактической работы. — Было. И нам приходилось жестко реагировать на происшедшее. А истории были всякие, даже с нападением на нашего егеря как со стороны гражданских лиц, так и со стороны лиц в погонах.

Высмотрели трофейного красавца рогача. — Вот Вы забрались на вершину где-нибудь в Якутии — почти 3000 метров над уровнем моря. Вы можете отказаться от выстрела? И вдруг что-то Вас «клюнуло» в голову.

Если вижу, что зверь явно меньше того трофея, который у меня есть или на какой я рассчитываю, я откажусь от выстрела. — Могу. Надо уметь вовремя сказать себе «стоп». Чувство меры должно быть присуще каждому человеку.

Умеешь себя ограничивать — значит, ты охотник. Охотник может считать себя охотником, только когда точно понимает, что можно, а что нельзя.

Фото из архива Эдуарда Бендерского. Гобийский аргали — один из трех подвидов, обитающих в Монголии.

— Если, приехав гостем на охоту, Вы поймете, что здесь стреляют всё и вся и во все стороны, как Вы себя поведете?

По целому ряду причин, и прежде всего потому, что не хочу попасть в подобную ситуацию. — Вряд ли такая ситуация возможна, так как я давно уже не езжу на охоту с незнакомыми людьми. А отдыхать хочется с приятными и понятными тебе людьми. Охота — отдых. Ведь как поведет себя незнакомый человек с оружием, неизвестно.

Как минимум нужно попросить человека, который пригласил на охоту, успокоить своих гостей. Но однозначно считаю, что в похожей ситуации нельзя промолчать, все бросить и уехать домой. У себя в хозяйстве я не допускаю подобного рода вещей.

— Сейчас, когда нужно уметь быть и политкорректным, и вежливым, Вы остались таким же смелым, каким были, предположим, 30 лет назад?

На то и жизненный опыт, чтобы учиться и делать выводы. — С возрастом становишься мудрее и сдержаннее, именно поэтому я сегодня и поступаю иначе, чем в молодости. Импульсивность — удел молодых.

Я бы отнес ее к спортивному времяпрепровождению. Мнение, что охота — дело смелых, по-моему, обман. Да, горная охота предполагает борьбу с собой, с физическими трудностями и преодолениями, но это не борьба с противником, который может достойно ответить.

Я думал, мы дождемся утра, однако пиэйч сказал, что до утра откладывать нельзя, нужно прямо сейчас идти добирать зверя. У меня в жизни был лишь один случай, когда на охоте нужно было проявить определенную смелость — идти ночью добирать раненого леопарда (это была моя первая охота на него).

Леопард на нас прыгнул, и я из автомата, а охотник-профессионал из пистолета расстреляли его в прыжке. Я взял автомат Калашникова, у пиэйча был пистолет. Зверь замертво упал нам в ноги.

Трекеры, кстати, отказались с нами идти. Говорят, в тех краях до сих пор рассказывают эту историю. Это была непростая история. Мы были вдвоем с пиэйчем.

Фото из архива Эдуарда Бендерского.

— А у Вас не было таких историй с медведем или кабаном?

Был случай, когда раненый кабан напал на нашего друга и распорол ему руку (хорошо, что не вскрыл его, как консервную банку!). — Нет, с медведем не было. Секач этот прятался в снегу, как медведь в берлоге, выскочил из сугроба и напал на охотника, когда тот с товарищем проходил мимо.

Собака прихватила зверя, тот отвлекся, а товарищ выстрелил. Другу повезло. Весу в кабанчике было больше 150 килограммов.

— Как случилось, что Вы попали в РОРС?

Меня пригласил Владимир Алексеевич Пехтин. — Абсолютная случайность. Улитиным и как охотник знал проблемы РОРСа. Он был знаком с А.А. Пехтин предложил мне подумать над тем, чтобы возглавить Ассоциацию.

Но подумал, посоветовался с друзьями и принял предложение. Сразу я не ответил — для меня это было совершенно из другой жизни. Надеюсь, что и люди, с которыми я работал, не жалеют. Абсолютно не жалею об этом.

Проблемы, конечно, были. Нам удалось сохранить Ассоциацию как общественную организацию и сделать так, чтобы она достойно выглядела в современных условиях. Помните, что там было? Например, здание Ассоциации.

Пришлось повозиться и навести там элементарный порядок. С момента прихода я три-четыре месяца вел локальные войны, чтобы вычистить тот клоповник. Все работает, все существует, восстановлен музей, полностью функционирует гостиница. Прошло десять лет, а порядок сохранился. Для людей созданы нормальные рабочие условия. Вся инфраструктура в достойном состоянии.

— А по стране тоже пришлось наводить порядок?

Безусловно, сделать все я не мог. — Где-то да. В стране только у одного человека нет предела — у президента. У каждого есть предел возможностей. А руководителю даже очень большой общественной организации крайне трудно решить все проблемы, которые есть в отрасли. Но и его возможности ограничены Законом.

Конечно же нет! Ошибочное мнение, что руководство Росохотрыболовсоюза могло совершить какую-то революцию в системе управления охотничьим хозяйством. Мы даже не все свои вопросы могли решить.

Например, я предлагал внести изменения в Устав и ограничить избрание председателя двумя сроками. Ассоциация объединяет юридические лица, поэтому далеко не все инициативы, которые я продвигал, нашли понимание моих коллег. Мои коллеги не поддержали это.

Некоторые областные председатели тормозили развитие своих обществ. Были у меня и другие инициативы (ввести единую цену на путевку, структурировать принятие ключевых решений), но они так и остались инициативами, и я прекрасно понимаю почему. Не со всеми удалось расстаться, хотя в ряде субъектов при нашем содействии к руководству пришли новые лица, которые и сейчас успешно работают.

Это была часть моей жизни, которой я отдал шесть с половиной лет. В целом РОРС — это большой опыт для меня, я ни в коей мере не жалею о годах, проведенных там. Все, что я мог сделать для Ассоциации РОРС, я сделал.

Но увидев предел своих возможностей, честно сказал об этом и ушел, при этом сохранил хорошие отношения со многими областными председателями — они до сих пор мне звонят, и мы периодически встречаемся.

Еще один правильный шаг я сделал, пригласив на работу в Москву талантливого человека — Татьяну Арамилеву. Считаю, что я принял тогда верное решение.

Фото из архива Эдуарда Бендерского. Среднекавказский тур, впервые описанный А.Н. Северцовым, считается переходной морфой от дагестанского к кубанскому туру.

— Вам не кажется, что, имея хороший контакт с Пехтиным, Вы могли бы больше сделать с точки зрения законодательства?

Чем больше я погружался в работу Ассоциации, тем точнее понимал, что общественное охотпользование было, есть и должно быть. — Пожалуй, мог бы. Ведь частным охотпользователям что нужно? И именно эту форму охотпользования государство должно поощрять. Все остальное они решат сами: найдут силы, средства, инвестиции. Правила игры и чтобы они не менялись.

И поэтому государство обязано поддерживать его. Общественное охотпользование по целому ряду причин не может себе этого позволить. За шесть с половиной лет я видел трех замминистров, и у каждого из них было свое отношение к охоте, к общественному охотпользованию. Делало ли это наше государство, не уверен. Далеко не все мыслили, как я, и разделяли мои взгляды.

Не было ли это неким превентивным шагом против создания партии охотников, идея о которой муссировалась в среде охотников? — После Вашего избрания Ассоциация заключила соглашение с партией «Единая Россия» о стратегическом партнерстве.

Но я слышал эти разговоры. — Никогда никто из государственных или политических деятелей страны не вели со мной бесед по поводу создания такой партии. Я никогда не скрывал, что лично Пехтин и «Единая Россия» сыграли ключевую роль в моем появлении в Ассоциации.

Но система принятия решений в государстве гораздо сложнее, нежели мои отношения с «Единой Россией» или с руководителем фракции. Я надеялся, что при такой политической поддержке нам удастся решить проблемы, которые были в отрасли, и прежде всего с точки зрения изменения законодательства.

В этой системе участвует огромное количество людей, порой даже трудно предположить, сколько их напрямую имеет отношение к этому.

По-прежнему считаю, что упразднение охотничьего билета Ассоциации — неправильный шаг. На мой взгляд, мы смогли сделать многое. Но чиновники по каким-то причинам не захотели ее искать. Можно было бы найти какую-то формулу взаимодействия государства и общественных организаций. А мы не смогли отстоять свою позицию.

Скорее нет, так как те организации, которые имели угодья, реально работали с охотниками, как жили, так и живут. Стало ли для нас катастрофой введение госбилета? Но с точки зрения статуса — да!

Фото из архива Эдуарда Бендерского.

— Когда Вы столкнулись с жестокой реальностью, у Вас не появилось чувство, что Вас просто «разыграли»?

Мы все время находимся в состоянии решения проблем. — Нет, меня никто не разыгрывал. Меня она не пугает. Это наша работа. Не хочу преувеличивать свою роль в жизни Ассоциации, но сегодня я задумываюсь о том, что было бы, если б я туда не пришел или пришел кто-то другой. Любую проблему можно решить. Не уверен, что Ассоциация вообще бы существовала в том виде, в котором она есть сейчас.

Не знаю, понимали они это или нет, но куда эти люди могли привести Ассоциацию? Прежнее руководство находилось в тупике. Уверен, это закончилось бы плохо. На тот момент в организации не было ни адекватного управления, ни финансовой состоятельности, ни нормального контакта с государственными структурами.

Для Вас это та же отдушина, что и охота? — Вы вошли учредителем в телеканал «Дикий».

Мы входили в него с холодным разумом. — Это чистый бизнес-проект. Но мы же соизмеряем цену риска со своими возможностями. В этом есть определенный риск.

Россия — огромная страна, а мы должны смотреть, как американцы или канадцы охотятся в Америке или в Африке. Когда стали появляться тематические каналы про охоту и рыбалку, меня возмущало то количество иностранного контента, который там показывали. Именно тогда родилась идея создания серии фильмов об охоте в различных регионах России.

Покупка зарубежного контента на порядок дешевле, нежели создание отечественного. Сегодня я понимаю экономику создания телепродукта. Но все же я уверен, что надо показывать нашу охоту, беречь наши традиции.

— Вы уверены, что у телеканала хорошее будущее?

Пусть зритель даст свою оценку, мне наш продукт нравится, нам удалось сформировать очень профессиональную команду. — Мы находимся в конкурентной среде, и это хорошо.

— Вас не тянет вернуться в Туркмению на охоту?

Они запретили всю иностранную охоту. — Тянет, но сейчас там нет охоты. Очень сложный визовый режим. Сегодня просто так в Туркмению попасть невозможно.

— С точки зрения частного охотпользователя законодательная база Вас устраивает?

У нас нет неразрешимых проблем. — Я бы сказал, что да. Мы абсолютно нормально работаем при этих правилах, и я не вижу каких-то серьезных ограничений.

0




Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показанОбязательные для заполнения поля помечены *

*

x

Это интересно

Европа покупает рыбу с Камчатки тайком

В краевом правительстве привели данные, согласно которым экспорт рыбной продукции в 2023 году вырос кратно в натуральном выражении и на 25% — в долларовом. Лидером по потреблению Камчатской рыбы остается Китай. На втором месте — Южная Корея. А далее идут так ...

На трассе Казань-Ульяновск легковой автомобиль насмерть снес косулю

В Апастовском районе Татарстана на трассе между Казанью и Ульяновском легковой автомобиль снес выбежавшую на дорогу косулю. Водитель выжил, лишь повредил свою машину. А вот косуле повезло значительно меньше - удара животное не пережило и погибло на месте. Власти региона ...