Глухари и тетерева: предвестники весны

Февральские заунывные метели уже иссякли. В лесах еще лежал плотный, нетронутый весенним дыханием большой снег. Маятник времени будто замер на мгновение, фиксируя еле уловимую паузу. Остались только мороз и тишина. Паузу перед началом.

Фото автора.

Маятник качнулся, и гигантский маховик привел в движение все элементы отлаженного эволюцией механизма.

Старик глухарь уже здесь.

Он первым из небольшой группы самцов пришел на прошлогодний ток на краю большого мохового болота.

Пока ягодники не накрыло белым одеялом, кормились клюквой и брусникой, осиновым листом, а с черникой они расправились еще летом. Они, по правде сказать, далеко и не уходили, с прошлой осени держались неподалеку.

Затем в ход пошла мягкая хвоя лиственницы, ну а с приходом зимы — сосновая.

Фото автора. Устанавливать укрытия во владениях тетеревов нужно по глубокому снегу.

Сидя на сосне, ближе к кроне, глухари скусывают хвою хорошо приспособленным для этого сильным клювом, обильно посыпая иголками снег вокруг дерева. Именно по этим сосновым побегам и веточкам, плотно набросанным на снег, можно определить кормовое дерево.

А если мошник ночует на снегу, помет точно указывает это место. Здесь же образуются скопления помета. Такие следы нас интересовали больше всего.

Талая вода скапливается в низовых местах и канавах, скрывая реальную глубину. О том, как тяжело добираться до глухариного тока, известно каждому охотнику и натуралисту, ведь сырые заболоченные места, любимые глухарями, делают все дороги туда малопроезжими, особенно весной.

Фото автора. Каркас скрадка в предполагаемом месте токования.

Глухарь — птица оседлая и свои брачные турниры предпочитает проводить на старых токовых площадках. Мне с моим приятелем-охотоведом предстояло попасть на известные ему токовища. Однако бывает и так, что ток смещается.

Наша задача — найти кормовые и ночевочные площадки глухарей, которые могут подтвердить, что птицы еще здесь. Причинами служат разные обстоятельства: вырубки леса, неграмотное проведение охот, оскудение кормовой базы...

Но это с непривычки. Широкие охотничьи лыжи поначалу норовят лечь не туда, куда я их направляю. Через десять минут все налаживается, и целина за нами обретает ровный след лыжни.

Он опытный охотник и наверняка услышит глухаря раньше меня, когда мы подойдем к границам тока, хоть я и сам настроился на ожидаемые коленца. Я устраиваюсь позади Ивана. По ходу маршрута так и выходит: мы часто останавливаемся на послух и опять идем дальше.

Так мы передвигаемся километров шесть, и для себя я подмечаю какие-то ориентиры, чтобы добраться сюда в другой раз, когда буду один. День выдался солнечный, и на открытых местах снег рыхлый и мокрый.

Подойдя к заветному месту, обращаем все свои усилия в слух: если мошник токует, мы его услышим обязательно.

Фото автора. Глухариные владения пробуждаются.

У меня сразу возникает ассоциация: соперники на ринге, причем гонг еще не прозвучал, и они ходят по площадке вдоль канатов и демонстрируют свои великолепные «титульные пояса». Их двое — на снежном фоне отлично видны контрастные силуэты птиц. Вокруг никого.

Схваток пока нет, как и самок, но звуковые пробки вылетают из горла самцов регулярно, оповещая конкурентов по всему лесу, что ток здесь. Эта пара глухарей первой проверяет старое боевое место. Я рад увиденному.

В конце концов нас замечают, и самцы не спеша уходят. Не зря тащились сюда с рюкзаками. Из валежника быстро заготавливаем жерди и вяжем их в шалаши-чумы. Это хорошо: нет испуга, а нам предстоит еще поработать.

Весной, когда снег уйдет, шалаш мне пригодится. Большие просветы прикрываем лапником, его же кладем внутрь. Чтобы запомнить место, я ставлю точку в навигаторе — так спокойнее. Пригубив крепкого чая, уходим за пределы тока с надеждой, что брейк состоится.

Вопрос в точности его установки, поэтому мы поставили несколько чумов в надежде, что один из них «попадет». Метод предварительной установки скрадков для фотографирования боровой птицы не нов. «Попал» сразу первый, когда я прибыл сюда через два месяца...

Фото автора. После многих часов, проведенных в ограниченном пространстве скрадка, отдых в естественных условиях — награда для фотографа.

После обеда я комфортно обустроился в палатке на лапнике внутри нашего чума. Снега в этот апрельский день уже не было. Зная, что глухари порой токуют и на вечерней зорьке, к пяти часам я затих и слился с лесными звуками.

Они проносились волнами мимо моего укрытия, экзаменуя меня на определение видов и расшифровку того, что делает в данный момент их обладатель. Надо сказать, что звуки эти, несмотря на их разрозненность, складывались в удивительную гармонию.

В один из таких моментов я услышал оглушительный шум хлопающих крыльев. Не всегда мне это удавалось, поэтому я часто выскакивал из своего спальника и всматривался в лес через щели палатки.

Неожиданно свалившийся откуда-то сверху глухарь стоял в метре от шалаша во всем своем великолепии. Переместившись к окну, увидел прямо перед собой круглый глаз с красной бровью. Ни одна веточка не перекрывала красивого наряда доминантного самца.

Прилетевший глухарь изучал небольшое изменение в привычных для него просветах шалаша. Но снимать, к сожалению, было нельзя. Глядя в упор на птицу, я боялся даже моргнуть, не то что взять фотоаппарат.

Уф! Так и простояли мы с ним каждый в своей позе минут пятнадцать, после чего осторожный глухарь обошел мое укрытие и, окончательно успокоившись, стал кормиться неподалеку. Теперь можно расслабиться и понаблюдать.

Шалаш оказался в самом центре ночевки, на которую прилетели с кормежки глухари-самцы. Сразу после этого на соседние деревья стали с шумом и крэками садиться другие глухари. В предвкушении чего-то хорошего, я тоже быстро забылся в тепле пухового спальника. Свет стал быстро уходить, токовики расселись надо мной по соснам, чьи горизонтальные ветки приняли птиц на ночлег.

Не часто увидишь воочию аномально развитого куроперого тетерева. Редкий кадр. Фото автора.

Показалось, что вокруг меня собралась толпа косарей, которые зачем-то косят и точат свои косы в полной темноте. Среди ночи я проснулся от страшного шума и не сразу осознал, где нахожусь. Вот такие ассоциации наваливаются на неподготовленного человека, внезапно разбуженного. А потом они стали откупоривать бутылки...

На часах два по полуночи. Ток был в самом разгаре. Песни доносились с трех сторон: одна с земли, остальные с деревьев. Луны нет. Что происходило, увидеть было невозможно, оставалось ждать рассвета.

Однако чем становилось светлее, тем больше затихало представление, а когда уже можно было что-то разглядеть, на земле остался один самец.

Соперники разлетелись, и хозяин остался в одиночку кормиться за моим шалашом, где начиналось болотце. Наверное, тот самый, что прилетел первым. Кормежка происходила почти до середины дня.

Он вел себя совершенно спокойно. Глухарь периодически выходил передо мной на просеку, после чего уходил в черничник. Мне казалось, он понимает, что в шалаше кто-то есть, но не покидал своего токовища по праву владельца. Иногда, поднимая голову из подроста, смотрел в мою сторону.

И глухарей, и мои. Следующие ночь и утро могли привнести какое-то разнообразие в поведение других глухарей, но начавшийся с вечера дождь изменил планы. Так что продолжение нашего знакомства было перенесено. Кроме того, на току не было главного «раздражителя» — самок.

Тетеревиный ток. Скрадок на болоте. Фото автора.

Они прибыли на ток уже в сумерках. Практически тем же методом мы пользовались для подхода к другим боровым птицам — тетеревам. Оглядевшись и поняв, что бояться некого, нырнул под дерево на ночевку. Один из старых самцов прилетел и уселся на невысокую сосну.

Такое пение самцов происходит с небольшими перерывами, причем начинают и заканчивают свои арии группы самцов практически одновременно. Задолго до рассвета косачи зачуфыкали, а когда их очертания стали понемногу просветляться, почти змеиное шипение сменилось продолжительным бормотанием.

Когда свет позволил фотографировать, я выглянул в смотровое окно и увидел на зеленом сукне поляны перекатывающиеся подобно белым шарам силуэты косачей с распушенными и вертикально поднятыми белоснежными хвостами.

Любитель этой игры, я даже попытался разобраться, где тут «свой шар». Схожесть с русским бильярдом была очевидна. Ну а «своим» в этой группе косачей оказался, видимо, тот, кто накануне осматривал территорию с сосны.

Они отскакивали от него, как от битка, и откатывались в углы поляны — в лузы. Владея определенным участком на огромной поляне с молодыми сосенками, «свояк» гонял всех претендентов, нарушивших невидимую границу.

Фото автора. Тетеревиный ток в ожидании баталий.

Провоцируя соперника, отступая и увлекая его за собой, «свояк» неожиданно наскакивал на него, подпрыгивал, перелетал над ним и снова атаковал. Однако в сражении с равным по силе и опыту косачом мой знакомец применял другую тактику, и у меня она ассоциировалась с шахматной рокировкой.

Тогда противостояние основной пары превращалось в рукопашную, и клубящаяся куча-мала оставляла после себя множество перьев на траве. Иногда эти сухопутные «галсы» вовлекали в сражение и других бойцов.

По праву главного он деловито занял одну из козырных кочек и чуфыкал, пока солнце не сотворило метаморфозу с его оперением. После того как токование постепенно пошло на убыль и конкуренты стали понемногу исчезать за кустами, «свой» еще оставался недалеко от моего укрытия.

Но стоило солнцу разогреть черное оперение бойцов, как иней стал стекать на концы косиц и хвоста. Ночной мороз посеребрил инеем прошлогоднюю зелень на поляне, не миновала эта участь и тетеревов.

Так и стоял тетерев-косач — гордый и замороженный, величественный и настороженный, и только шипящее чуфыканье вырывалось с паром из его клюва.

Мое присутствие теперь стало очевидным для оставшегося тетерева, ведь в пылу схваток никто не обращал внимания на перемещения объектива в окне скрадка. Утро стремительно разгоралось, согревающий свет обозначал все уголки на поляне.

Новый день разбудил только что народившихся лисят, нежные потявкивания которых доносились до моего слуха откуда-то из-за спины.

И он не спеша ушел, оставляя свои владения до скорого завтра. Косач тоже слышал их и понимал, наверное, кто еще, кроме меня, может следить за ним из-за деревьев.